ДЕТИ ВЗРОСЛЫМ НЕ ИГРУШКА
Что думают о будущем подростки, у которых есть «все возможности»
Юноша, высокий, миловидный, по-взрослому хорошо одетый, вежливо поздоровался, а потом быстро прошел через предбанник и мой кабинет к окну, выглянул туда из-за занавески и удовлетворенно кивнул. Потом сел в кресло и достал из застегивающейся кожаной папки какую-то небольшую штучку, которую я сразу не смогла опознать. Не ручка, не головоломка, не ключ, не зажигалка. Что это?
Я внутренне поежилась. Хороший вариант — мальчик играет в шпионов. Но для этого он слишком взрослый. А плохой вариант — мания преследования. Пришел без родителей, значит, порекомендовать обращение к психиатру я не смогу. И что мне тогда делать? Но, может быть, я просто что-то не так поняла и сейчас все объяснится — смешно и по-детски?
— Я слушаю тебя, Артур.
— Спасибо. Сейчас я не отниму у вас много времени. Но я пришел к вам с просьбой, не как к психологу.
— А как к кому же?
— Как к писателю. Вы же пишете книжки для подростков?
Я вдруг поняла, что у него в руках. Флешка. Большая и вычурная (вероятно для того, чтобы мне было труднее ее потерять). Господи, да это же юный графоман! Я облегченно выдохнула. Для писательской братии, на основании моего жизненного опыта, порог допустимых странностей существенно превышает среднестатистический. Слава богу, все еще может оказаться очень неплохо.
— Ага, — сказала я. — Значит, коллега. Что на флешке?
— Наверное, это повесть. А может быть, небольшой роман. Я в этом не очень разбираюсь. Называется «Дети взрослым не игрушки».
— И вот, — уточнила я, — ты записался, заплатил деньги и пришел сюда, чтобы вручить мне это лично? Но есть же всякие современные способы коммуникации.
— Вы бы никогда не стали читать, если бы я не пришел. Но, может быть, конечно, и так не станете, — Артур опустил голову.
Я поняла, что он, конечно же, прав. Личная встреча существенно повышает его шансы.
— Ты прав, — признала я. — На вежливое письмо я, скорее всего, вежливо же и ответила бы. Посоветовала опубликоваться где-нибудь в инете, собрать отзывы, и пожелала бы успехов в дальнейшем творчестве. Но читать «небольшой роман» пятнадцатилетнего подростка не стала бы.
— Да, — кивнул Артур. — Я так и подумал. Кстати, родители вообще не знают, что я здесь. Они против.
— Против чего? — удивилась я. — Против твоего литературного творчества? Или против посещения психолога?
— Против всего, — радикально объяснил Артур.
«Нормальное подростковое восприятие», — подумала я.
— Поэтому я сейчас как бы на теннисе, — продолжал Артур. — Вышел с черного хода, вызвал такси, теперь за тем домом ждет. И сейчас поеду обратно.
— Домой?
— Нет, на теннис. Зайду опять с черного хода и выйду как бы с занятий. Меня там водитель ждет. Родители ничего не узнают.
Я опять занервничала.
— А если родители против, откуда же ты на все это деньги взял? Такси, прием…
— Ну, мне же карманные деньги дают, — улыбнулся Артур.
Я вздохнула.
— А о чем хоть роман? Жанр какой?
— Фантастика.
— Научная или фэнтези? Первую я скорее люблю, вторую скорее нет.
— Антиутопия наверное.
— Еще того не легче, — я вздохнула снова. — А если я все-таки прочитаю, как же тебе об этом сообщу?
— Я приду еще раз.
— Может, по телефону? Зачем такие сложности?
— Нет-нет, я запишусь и приду. Мне нужно лично. Недели через две или даже через три лучше. Хорошо?
В общем-то, он все выстроил психологически правильно. Шансы на прочтение мною его сочинения были близки к максимуму. И я его прочла.
Написано было плохо. А кто, спрашивается, в пятнадцать лет пишет хорошую прозу?
Но вот сюжет. В некоем не очень далеком будущем обеспеченным классам стало как-то уж совсем несподручно рожать детей. Да они и получались уже какие-то не очень удобные: их изо всех сил развлекали, развивали, возили по миру и обеспечивали, а они, как назло, вырастали совсем нелюбопытные, неблагодарные и норовили нахамить родителям и уткнуться в компьютер. Сначала обеспеченные люди пытались усыновлять и облагодетельствовать детей из всяких бедных и отсталых семей и регионов, но те, увы, вырастали такими же или еще хуже. Однако если совсем не иметь детей, чем же тогда заняться и в чем смысл жизни? И вот некая мощная транснациональная корпорация научилась производить «правильных» детей. Эти дети не были роботами или киборгами в прямом смысле — они были биологическими существами, росли, взрослели, обучались. Но мозги у них были модифицированными и «заточенными» под запросы «родителей». Что же это были за дети? Они охотно занимались по кубикам, учили буквы и цифры, радостно бежали в кружки, любили путешествовать и узнавать новое, иногда капризничали (но не чрезмерно), рассказывали родителям о своих делах, дружили только с такими же хорошими (читай — синтетическими) детьми и неустанно благодарили маму и папу за свое счастливое детство. В основном были стандартные здоровые и веселые модели, но можно было заказать и что-то особое, например, «меланхолически-талантливого», «часто болеющего» ребенка или даже «ребенка-инвалида» (он будет трогательным, благодарным и нуждающимся в неустанной заботе). Что же делалось с этими детьми, когда они вырастали? Их можно было оставить при себе на всю жизнь — они безумно любили своих мамочек-папочек и нежно заботились о них в старости. Если надоели, то можно было отпустить их «в жизнь» — выросшие «улучшенные дети» не могли размножаться, но вполне могли работать на производстве или в сфере обслуживания. Правда, без семьи их жизнь становилась совсем пустой, и от их жизнерадостного веселья не оставалось и следа, но кого это волновало? «Синтетические дети» конечно были безумно дороги и являлись элементом престижа: «Ты что, все еще со своим балбесом мучаешься? Ну, не понимаю я тебя и твоего мужа. Гораздо лучше один раз накопить денег и получить на весь остаток жизни покой и чистую радость…»
Чтобы не заменить однажды человечество на синтетических «весельчаков», в обществе действовал закон «один человек — один ребенок». То есть детей может быть сколько угодно, но «улучшенный» — только один из них. На всю жизнь. Остальные — обычные. А если ты хочешь второго «улучшенного»? (Первый вырос или надоел.) Его можно купить только в том случае, если с первым что-то случилось. Ну и понятно, что сюжет и драматургия романа строилась на том, как именно это благополучное общество (совершенно, разумеется, неофициально-криминально) поступало с теми «улучшенными» детьми и взрослыми, которые «надоели».
Как вам такой сюжетец?
Вот это ощущение — «кажется, им нужны какие-то другие дети» — не новое. Еще недобрый Лев Толстой когда-то писал про свою жену: «Соне нужен такой резиновый ребеночек, чтобы он никогда не вырастал и у него всегда был понос». Это понятно. И в основном тогда было иначе: нам главное детей одеть-накормить-напоить, а там уж пусть они сами. Но сегодня я чуть не каждый день слышу «мы предоставляем ему все возможности, а он ничего не хочет», «если бы у меня были такие педагоги и такая гимназия», «я в детстве и подумать не мог о поездке за границу, а он — “опять Турция, мне там делать нечего”». Из совсем недавнего: «Выходим мы с ним с прекрасного классического спектакля — а он мне про свои компьютерные игры. И так мне обидно!»
----—
Артуру я пообещала немного отредактировать его роман, чтобы он мог выложить его на каком-нибудь соответствующем сайте.
Он сказал мне: да, стиль никому из моих друзей не понравился, но сюжет все одобрили, сказали — вот именно так, классно ты поймал.
Делюсь с вами, читателями, потому что вряд ли кто из вас этот роман прочтет, но мне кажется, что в его сюжете — повод задуматься для всех нас.
Екатерина Мурашова